Капитан [СИ] - Андрей Алексеевич Панченко

в береговую черту, мне страшно, ноги предательски трясутся. Между тем сопротивление на берегу усилилось. Вскоре положение стало настолько тяжелым, что члены немногочисленных экипажей катеров сформировав штурмовые группы для поддержки отряда разведки, уходят на берег, они делают всё, чтобы основные силы достигли побережья без потерь.

Наш катер набирает скорость. Капитан направляет его прямо в гущу боя. Проходим боновые ворота в заграждении. Вижу, что берег относительно свободен, только несколько человек подтаскивают к кромке воды раненых. Теперь артиллерийско–минометный огонь врага сосредоточен на наших катерах. Вокруг катера все чаще поднимаются ввысь каскады воды от разрывов снарядов и мин. А вот навстречу нам тянутся желтые трассы пуль. С каменистого берега, левее места высадки в нас бьют два пулемета. Слышу свист и щелчки пуль о корабельный металл, кто-то вскрикивает и падает на палубу. Орудие и пулемёты катера переносят огонь на открывшиеся огневые точки, поливая берег огнём. Пулеметы замолкают. Но мины падают все гуще и гуще. Одна разрывается совсем близко, обдав мостик веером брызг. От подавления ближних огневых точек противника сейчас во многом зависит выполнение катером своей основной задачи. Поэтому артиллеристы и пулеметчики катера стремятся не дать врагу прицельно стрелять по себе, а потом и по высаживающейся морской пехоте.

Средним ходом приближаемся к месту высадки. Капитан стопорит машины, а потом даёт и «малый назад». Мы ткнулись носом в берег. Еще не поданы сходни, а группа прикрытия уже прыгает в воду и тут же вступает в бой. Они устанавливают пулеметы и открывают плотный огонь по выявленным огневым точкам егерей. Не обращая внимания на разрывы снарядов и мин, морские пехотинцы и экипаж катера выносят тяжелые ящики с боеприпасами. Себя погрузо-разгрузочными работами я не утруждаю, а махнув рукой Сидоренко и хлопнув по плечу радиста, бегу по палубе и прыгаю на берег, вскоре возле меня собираются все командиры взводов и я просто жестами указываю им направления движения, говорить невозможно от стоящего вокруг лязга и грохота.

Швартовка корабля и высадка десанта заняли не более пятнадцати минут, мы только покинули палубу, а матросы уже принимают на борт раненых и отходят, им предстоит совершить ещё несколько рейсов, так как эсминцы и тральщики к берегу подойти не могут, а на их палубах ожидают своего часа остальные силы десанта.

Но спокойно отойти от берега сторожевику не дали, на палубе взрывается миномётный снаряд, расчёт орудия падает как подкошенный, скрывается из виду и командир корабля, его место тут же занимает кто-то из помощников и сторожевик продолжает движение, на палубе суетится аварийная партия с огнетушителями и санитарными сумками. Всё это я вижу мельком, у меня других забот полон рот. Мы застыли на берегу, и продвижения нет! Так нас всех тут выкосят, нужно срочно заткнуть миномёты! Все ждут от меня команд, решений, а я полный профан в военном деле! Краска стыда за свою неопытность заливает мне лицо, хорошо, что сейчас ночь и никто этого не видит! Гнев и раздражение за свою беспомощность пересиливают страх и я, встав в полный рост, ору во всё горло боевой клич моряков.

— Полундра! Вперед братва! — не оглядываясь назад я бегу в ночь, прямо на вспышки немецких пулемётов, а за моей спиной, подхватив боевой клич, вырастает черная стена «мокрых» пехотинцев. Большинство заменило шапки ушанки, бескозырками, из-под распахнутых ватников виднеются полосатые матросские тельники.

Я никогда не забуду эту ночь и свою первую рукопашную схватку. От вспышек из дула автомата, из которого я время от времени стреляю, я почти слеп и только чудом не падаю, спотыкаясь об острые камни, я бегу и ору благим матом, потому что мне чертовски страшно. Несколько раз пули и осколки дергают меня за одежду, но я пока цел. Невысокая каменная стена появляется неожиданно, и я с разбегу перелетаю через неё, всем своим весом впечатавшись в что-то мягкое и упругое. Кто-то орёт прямо мне на ухо полным ужаса и страха голосом на немецком языке, холодные руки впиваются в моё горло. От неожиданности я выпускаю из рук автомат и пытаюсь отцепить от своей шеи эти клещи, но у меня ничего не выходит. Несколько секунд мы боремся, а потом я, уже практически теряя сознания от нехватки кислорода, нащупываю на поясе финку и без разбора наношу ей удары куда придётся, железная хватка ослабевает, и я вырываюсь из объятий немецкого солдата и пытаюсь отдышатся, а вокруг творится ад. Маты, крики, стоны, схватившиеся в смертельной схватке люди путаются убить друг друга чем придётся и попало под руку. Рядом со мной огромный немецкий солдат подмял под себя фигуру в черном бушлате и бьёт её своей каской, моряк сопротивляется из последних сил, подставляя под удары руки, я нащупываю на поясе ТТ и стреляю в затылок егеря. Через минуту магазин пистолета пуст, а рядом со мной компактная группа из десяти человек, наш участок зачищен, все немцы мертвы, но за поворотом небольшого каменного хода бой продолжается, и мы бросаемся на помощь братишкам.

Мы взяли уже третью линию обороны и прорвались глубоко вперёд по каменистым сопкам, прежде чем залегли под плотным огнём нескольких пулемётов, дальше нам хода нет, мы сделали всё что смогли. Высадка была произведена успешно. Действуя дерзко и неожиданно, чёрная лавина морской пехоты смела заслоны егерей и довольно далеко продвинулась, прежде чем встретила серьёзное сопротивление. Десанту удалось занять довольно значительный плацдарм.

Моей роте досталась для обороны голая сопка, в самом центре плацдарма, теперь это КП батальона. Сопка как сопка, если бы она не состояло сплошняком из камня и вечной мерзлоты, густо засыпанной снегом. Мороз в минус двадцать пять только добавлял приятных ощущений. Окоп не вырыть, блиндаж не построить, дров для обогрева нет, а люди одеты кто как. Короткую передышку, что дали нам немцы, мы используем что бы выложить из камней укрытия, рыть мёрзлую землю невозможно.

— Жрать будешь? — рядом со мной падает Гриша, перебежав из своего окопчика, в который превратили воронку от снаряда, пули с запозданием бьются в камень, выбивая искры и осыпая нас осколками — тепленькая, за пазухой весь день носил!

— Точно не в штанах⁈ — с сомнением говорю я, разглядывая подозрительно теплую банку тушёнки, мы на плацдарме уже пятый день, спим и едим урывками, адский холод кажется проник в каждую клеточку моего тела и горячего поесть очень хочется.

— Да жри, не бойся, я что, без понятий что ли? — обиделся Гриша — я тут понимаешь весь день этот кусок льда отогревал для любимого командира, а он нос воротит!

— Лады, открывай, шутила я, как любил говорить Рома, помнишь такого? — хмыкнул я, доставая ложку.

— Как не помнить, мудрый был человек, он ещё тогда знал, что Витька дурак. Был бы умный мы бы сейчас тут жопу не морозили — язвит боцман, вскрывая консервы — чего там слышно то?

— Теперь я с Ромой согласен, дурак и есть — вздыхая соглашаюсь я — а командиры наши как обычно, обещают подкрепление, боеприпасы и горячую жратву с теплой одеждой.

— Уже пятый день обещают уроды! — вздыхает Гриша и выглянув из-за камня начинает материться — да что бы вам морского ежа поперёк горла, пожрать нормально не дадут козлы горные! К бою!

Я с сожалением смотрю на начавшее застывать мясо и беру в руки автомат, толкая ногой заснувшего корректировщика. Похоже нам опять сейчас придётся отбивать атаку, кажется уже шестую за сегодня…

Мы держались почти десять дней. К плацдарму стягивалось всё больше и больше сил врага, а наши ряды редели. Погиб Изя… Нет не Изя, а Израиль Коган, герой подорвавший себя гранатой вместе с окружившими его егерями, получил тяжёлое ранение Иваныч, его только чудом удалось эвакуировать с плацдарма, погибли трое бойцов из моего экипажа… Укрепившись, бойцы вели упорную оборону, отбивая по несколько атак врага в день. Корабли флота и артиллерия как могли оказывали артиллерийскую поддержку десанту. Снабжение плацдарма велось крайне нерегулярно, по морю, под бомбёжками и огнём противника. Нас засыпали бомбами каждый день, немногочисленные истребители с красными звёздами почти ничего не могут сделать для нашей защиты. Только редкие катера прорывались к нам, не получив повреждений. Нас теснили день ото дня, пока мы не упёрлись в берег. Уже стало очевидным,